— А Володин говорил, что мы от себя по лесу бегать будем, когда грибы придут.
— А. Понял. Слушай, а почему так говорят — придут, приход? Откуда они вообще приходят?
— Это ты меня спрашиваешь? — спросил Володин.
— Да хоть тебя, — ответил Шурик.
— Я бы сказал, что изнутри приходят, — ответил Володин.
— То есть что, они там все время и сидят?
— Ну как бы да. Можно и так сказать. И не только они, кстати. У нас внутри — весь кайф в мире. Когда ты что-нибудь глотаешь или колешь, ты просто высвобождаешь какую-то его часть. В наркотике-то кайфа нет, это же просто порошок или вот грибочки… Это как ключик от сейфа. Понимаешь?
— Круто, — задумчиво сказал Шурик, отчего-то начав крутить головой по часовой стрелке.
— В натуре круто, — подтвердил Колян, и на несколько минут разговор опять стих.
— Слушай, — опять заговорил Шурик, — а вот там, внутри, этого кайфа много?
— Бесконечно много, — авторитетно сказал Володин. — Бесконечно и невообразимо много, и даже такой есть, какого ты никогда здесь не попробуешь.
— Бля… Значит, внутри типа сейф, а в этом сейфе кайф?
— Грубо говоря, да.
— А можно сейф этот взять? Так сделать, чтоб от этого кайфа, который внутри, потащило?
— Можно.
— А как?
— Этому всю жизнь надо посвятить. Для чего, по-твоему, люди в монастыри уходят и всю жизнь там живут? Думаешь, они там лбом о пол стучат? Они там прутся по-страшному, причем так, как ты здесь себе за тысячу гринов не вмажешь. И всегда, понял? Утром, днем, вечером. Некоторые даже когда спят.
— А от чего они прутся? Как это называется? — спросил Колян.
— По-разному. Вообще можно сказать, что это милость. Или любовь.
— Чья любовь?
— Просто любовь. Ты, когда ее ощущаешь, уже не думаешь — чья она, зачем, почему. Ты вообще уже не думаешь.
— А ты ее ощущал?
— Да, — сказал Володин, — было дело.
— Ну и как она? На что похоже?
— Сложно сказать.
— Ну хоть примерно. Что, как черная?
— Да что ты, — поморщившись, сказал Володин. — Черная по сравнению с ней говно.
— Ну а что, типа как героин? Или винт?
— Да нет, Шурик. Нет. Даже и сравнивать не пробуй. Вот представь, ты винтом протрескался, и тебя поперло — ну, скажем, сутки будет переть. Бабу захочешь, все такое, да?
Шурик хихикнул.
— А потом сутки отходить будешь. И, небось, думать начнешь — да на фига мне все это надо было?
— Бывает, — сказал Шурик.
— А тут — как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьет. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб перло и перло. Понял?
— И круче, чем черная?
— Намного.
.....
— Да, — сказал Шурик. — Мало не кажется. Слушай, Володин, а ты это серьезно?
— Что — "это"?
— Ну, насчет того, что можно такой пр на всю жизнь устроить. Чтоб тащило все время.
— Я не говорил, что на всю жизнь. Там другие понятия.
— Ты же сам говорил, что все время переть будет.
— Такого тоже не говорил.
— Коль, говорил он?
— Не помню, — пробубнил Колян. Он, казалось, ушел из разговора и был занят чем-то другим.
— А что ты говорил? — спросил Шурик.
— Я не говорил, что все время, — сказал Володин. — Я сказал "всегда". Следи за базаром.
— А какая разница?
— А такая, что там, где этот кайф начинается, никакого времени нет.
— А что там есть тогда?
— Милость.
— А что еще?
— Ничего.
— Не очень врублюсь что-то, — сказал Шурик. — Что она тогда, в пустоте висит, милость эта?
— Пустоты там тоже нет.
— Так что же есть?
— Я же сказал, милость.
— Опять не врубаюсь.
— Ты не расстраивайся, — сказал Володин. — Если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно перлось. Ты подумай — грамм кокаина две сотни стоит, а тут халява.
— Двести пятьдесят, — сказал Шурик. — Не, что-то тут не так. Даже если бы сложно врубиться было, все равно про это люди бы знали и перлись. Додумались же из солутана винт делать.
— Включи голову, Шурик, — сказал Володин. — Вот представь, что ты кокаином торгуешь, да? Грамм — двести пятьдесят баксов, и с каждого грамма ты десять гринов имеешь. И в месяц, скажем, пятьсот грамм продал. Сколько будет?
— Пятьдесят штук, — сказал Шурик.
— А теперь представь, что какая-то падла так сделала, что вместо пятисот граммов ты пять продал. Что мы имеем?
Шурик пошевелил губами, проговаривая какие-то тихие цифры.
— Имеем босый *нецензурная брань*, — ответил он.
— Вот именно. В "Макдональдс" с *нецензурная брань* сходить хватит, а чтоб самому нюхнуть — уже нет. Что ты тогда с этой падлой сделаешь, которая тебе так устроила?
— Завалю, — сказал Шурик. — Ясное дело.
— Теперь понял, почему про это никто не знает?
— Думаешь, те, кто дурь пихает, следят?
— Тут не в наркотиках дело, — сказал Володин. — Тут бабки гораздо круче замазаны. Ведь если ты к вечному кайфу прорвешься, ни тачка тебе нужна не будет, ни бензин, ни реклама, ни порнуха, ни новости. И другим тоже. Что тогда будет?
— *нецензурная брань* всему придет, — сказал Шурик и огляделся по сторонам. — Всей культуре и цивилизации. Понятное дело.
— Вот поэтому и не знает никто про вечный кайф.
— А кто все это контролирует? — чуть подумав, спросил Шурик.
— Автоматически получается. Рынок.